Отзыв на дораму Пока, увидимся завтра

«Пока, увидимся завтра»: три жизни – три грани одной раны

       Можно ли прожить три жизни одновременно? Оказывается, можно, если все они являются лишь разными гранями одной и той же незаживающей раны. Именно это происходит с героем фильма «Пока, увидимся завтра», чья судьба навсегда искривлена одним детским поступком (или бездействием), когда его друг «упал с высоты». Итог – от некоторых ошибок не спрятаться даже в самой успешной из выдуманных биографий.

Когда друг «падает с высоты», ты просто обязан быть рядом, иначе последствия станут грузом на всю жизнь. Режиссёр художественного фильма «Пока, увидимся завтра» не показывает воображение героя, а предлагает нам увидеть три варианта судьбы Дон-джуна в параллельных вселенных.

Вселенная номер один: герой стал учителем в том маленьком городе, в котором он родился и вырос. Он никуда не выезжал. Он тихий и неприметный. Его не уважают ни учителя, ни ученики. Он каждый вечер возвращается в свою унылую квартиру. Иногда тайно посещает местный гей-бар. Вселенная номер два: герой очень успешен в работе и разъезжает по миру. Но кажется, что кроме этих поездок в его жизни больше ничего не происходит. У него нет друзей. Пытаясь отгородиться от своего прошлого, он отдалился даже от старшей сестры. Вселенная номер три: наш герой живёт жизнью "как у всех". Работа, дом, сын – трудный подросток.

Какая из вселенных настоящая? Решать зрителю. Для меня по сей день остаётся загадкой, почему Дон-джун встречается с Кан-хёном во вселенной номер три. Но вот важный момент: множество жизней – лишь иллюзия выбора. И становится ясно, что эти три сценария – не параллельные миры, а три симптома одной болезни, порождённой «падением с высоты». Неважно, бежал ли Дон-джун от прошлого (Вселенная 2), застрял в нём (Вселенная 1) или попытался жить «обычной» жизнью (Вселенная 3) – его существование определяется той детской травмой. Сам Дон-джун не путешествует между мирами; он заперт в своей единственной реальности, порождённой когда-то случившимся «падением с высоты» его друга Кан-хёна. Трагедия не в том, что он не смог всё исправить, а в том, что иного пути у него и не было. Параллельные вселенные здесь – не фантастика, а неизбежность последствий.

Кинематограф часто использует ветвление сюжета как инструмент для игры со временем и смыслами – например, контрастное изображение миров, повторяющиеся сцены с ключевыми изменениями или зеркальные эпизоды, где герой сталкивается с альтернативной версией себя. Такие приёмы обычно раскрывают идею мультивселенной как пространства для выбора. Но в этом фильме параллельные реальности служат противоположной цели: они подчёркивают, что у героя не было выбора вовсе, а его судьба – это единственный, необратимый путь, который он вынужден принять. И здесь важно помнить: Дон-джун на момент того «падения с высоты» как ключевого момента всего повествования был всего лишь школьником. Его бездействие в том момент, когда к дому Кан-хёна приехала полиция – это не предательство, а проявление детской растерянности и страха. Жёстко судить его – значит игнорировать, что тяжесть выбора, неподъёмного для ребёнка, легла на него раз и навсегда. Трагедия усугубляется тем, что взрослый герой во вселенной номер один вынужден расплачиваться за ошибку, совершённую тогда, когда он был другим человеком – слабым и незрелым. Незрелым… А был ли он незрелым на самом деле? В отношении своего друга и своих же несмелых чувств к Кан-хёну – возможно, в отношении своей умирающей матери – нет.

Зритель сам решает, какую жизнь прожил наш герой. Но я предлагаю дать ему возможность выбраться из серой вселенной номер один и всё же обрести своё счастье, встретившись с Кан-хёном через 20 лет после расставания. Ведь это фильм также и о любви – о той, что пробивается сквозь слои сожалений и условностей, напоминая: даже в единственной, данной судьбе есть место для искупления. Любовь здесь – не магический инструмент, а возможность для уже взрослого Дон-джуна примириться с собой и своим прошлым.

Отдельный восторг – игра молодых актёров Хон Са-бина и Син Чжу-хёпа: их искренность делает эту режиссёрскую притчу настолько плотной, что, кажется, я могу потрогать её руками.